Современная японская новелла 1945–1978 - Страница 167

167

Сопровождать императорскую чету будут тридцать четыре человека, от министров до парикмахера.

Фрахт специального самолета — шестьдесят два миллиона иен.

Расходы по пребыванию за границей императорской четы и свиты — сто пятнадцать миллионов иен.

Подарки руководителям иностранных государств и даже обслуге в отелях — тридцать четыре миллиона иен.

Ответные банкеты — пятьдесят восемь миллионов иен…

Если добавить к этому стоимость ремонта посольств в тех странах, которые посетит императорская чета, и устройство «Выставки японского искусства из императорской сокровищницы», общая сумма превышала три миллиарда иен…

Сложные чувства клубились в душе Сюхэя. Он снял очки и, опустив газету на колени, устремил холодный, рассеянный взгляд в окно. Экспресс «Утренний ветерок», чуть сбавив скорость, проезжал станцию Одавара.

1972

ЦУНЭКО НАКАДЗАТО

НАЧАЛО ПЕСНИ

Вечером заморосил дождь, застучал каплями по сломанной водосточной трубе, потом поднялся ветер и полил ливень, что редко бывает весной.

Ясу обмотала голову полотенцем, накрылась старым дождевиком и вышла во двор. Крыша в собачьей конуре прохудилась, и собаки жались в углу.

— Идите в дом.

Собаки, дрожа, вошли на галерею, где для них была постлана циновка.

Открыв створку дверей, Ясу поднялась на второй этаж.

Пять дней назад Тобу хватил удар.

Когда Ясу сказали, что состояние у него тяжелое, она решила, что близок конец. И все же надежда не покидала ее. А вдруг Тоба сейчас войдет, скажет: «Нельзя оставлять дверь открытой» — утихомирит собак, поднявших на галерее возню, и стремительно взбежит на второй этаж. Ведь может же такое случиться…

Ясу легла спать, не гася лампы, и представила себе мрачный полумрак больницы. Возможно, Тоба, блуждающий на грани света и тьмы, вернется, привлеченный ярким огнем?

К рассвету дождь прекратился. Глядя на небо в слабых лучах солнца, Ясу решила сходить в больницу, а потом к Сога-сану. От этой мысли на душе у нее стало светлее.

Какие взять цветы? Если пионы, то трех вполне достаточно. Можно еще и лилии…

Ясу знала, что Тоба любит чайную церемонию и аранжировку цветов. А есть ли там ваза, подумала Ясу. Конечно же, есть. Его родственники наверняка принесли. Она наденет кимоно из темно-синей чесучи с рисунком и сложенный вдвое неброский оби из тяжелого атласа. Но не будет ли ее старить этот наряд?

Ясу почему-то это заботило, хотя она собиралась навестить умирающего.

Покончив с туалетом, Ясу с волнением взглянула на часы: не слишком ли рано звонить в фирму к Сога-сану, и как раз в этот момент зазвонил телефон.

Ясу вздрогнула.

— Алло. Я звоню вам по поручению Соги.

— Да, Тоба слушает…

— Вчера в полночь Тоба-сан скончался. Я звоню по поручению Соги, он сейчас на заседании…

— Благодарю, вы очень любезны…

Теперь уже не нужны ни пионы, ни лилии.

Ясу неподвижно сидела, сердце сжималось от боли, будто его пронзили иглой. Что делать? Убитая горем, она медленно поднялась наверх и упала ничком перед ширмой, с которой было связано столько воспоминаний.

«Как же так? Неужели он не хотел умереть здесь? Неужели я чужая ему? Неужели не могу открыто прийти к нему, уже мертвому? Значит, глупо было забыть о себе ради него, ради того, чтобы ему было хорошо?.. Умер… Теперь придется жить с мыслью: „Увы, все кончено“». Лежа ничком, Ясу переживала разом нахлынувшие воспоминания.

Никто ее к этому не вынуждал. Семь лет назад она сошлась с Тобой по велению сердца, не задумываясь о будущем. В то время у них, пожалуй, были отношения хозяина и служанки. Вначале она испытывала чувство, близкое к гневу, что вообще не было свойственно ей. Разве справедливо был Тоба изгнан из дома и всеми покинут?

Но не одно это сблизило ее с Тобой. Ей нравились его пылкость и доброта, его искренность — качества, по мнению Ясу, определяющие мужчину. Ей хотелось помочь Тобе еще и потому, что он ей симпатизировал, она это знала.

У Тобы была слабость, которую он не скрывал. Он искал в других то, чего не было в нем самом, чем приводил Ясу в замешательство.

— Мне порой страшно, — говорила Ясу. — Разве можно так поступать?

— Отчего же нельзя? Не будь тебя рядом, я не обрел бы покоя. Мне повезло. На закате жизни…

— На закате? Твои слова напоминают о смерти. Не хочется слушать.

— Тебе сколько лет, Ясу?

Не отвечая, она протянула ему руки.

— Ты намного моложе меня. Даже завидно.

Тоба взял руку Ясу, стал сжимать один за другим ее пухлые пальцы. Ясу же старалась не смотреть на старческие, покрытые пятнами, но еще сильные руки Тоба.

И вот сейчас они отчетливо всплыли в ее памяти. Эти семь лет он провел в бедности, презираемый родственниками и обществом, так неужели эти годы были самыми счастливыми в его жизни, прежде исполненной блеска и роскоши?

Никогда больше не вернется Тоба сюда. Ясу не вынесет этого. Может быть, он не умер, она просто ослышалась? Может быть, он придет, неуклюже ступая, в своих старых парусиновых туфлях и белом потрепанном кимоно? Это чувство ее не покидало.

Ясу спустилась вниз, умылась, попудрилась. Она непременно купит пионы, которые хотела отнести Тобе, и поставит их в этой комнате, в память о нем.

Ясу выскользнула через черный ход. Звякнул дверной колокольчик. Неверной походкой она подошла к автобусу и поехала в цветочный магазин на соседней улице. Тоба иногда приносил из этого магазина нарциссы, хризантемы, ветки с молодыми листочками.

167