Современная японская новелла 1945–1978 - Страница 209

209

Остальные двое полицейских вытащили портативное устройство и стали брать отпечатки пальцев у всех служащих компании. Начинали они с мизинца левой руки к большому пальцу, затем переходили на правую руку — от большого пальца к мизинцу.

— Итак, все отправились в зал, не проверив, заперты ли входные двери, — выслушав объяснения Хонго, констатировал полицейский с двумя звездочками.

Судя по всему, у полицейских не возникло подозрений относительно тех, у кого бумажники остались целы. Это очень приободрило Окуяму: ему было бы вдвойне совестно, если бы подозрение пало на кого-либо из сослуживцев. Он чувствовал за собой вину, считая, что воры совершили кражу именно во время его чересчур затянувшегося рассказа.

— Не пели ли вы военных песен во время банкета? — спросил у Хонго полицейский с двумя звездочками.

— Пели — и не одну, — ответил Хонго.

— А «Здесь, в сотнях ри от родной стороны…» исполняли?

— Исполняли, — ответил Хонго.

— Именно тогда вас и обчистили воры.

Говорят, что воры, специализировавшиеся на ограблении пансионатов, дожидаются, когда во время общего застолья начинают петь военные песни, и, никем не замеченные, проникают в комнаты гостей. Чаще всего это происходит, когда поют песню «Боевой друг», которая начинается словами: «Здесь, в сотнях ри от родной стороны». В ней четырнадцать куплетов. Чтобы спеть ее до конца, требуется минут тридцать, и пока ее исполняют, ни один человек не решится встать и уйти к себе.

— И в отелях тоже воры грабят гостей большей частью в тот самый момент, когда они хором исполняют песню «Боевой друг». Ведь для того, чтобы по-настоящему прочувствовать эту солдатскую песню, ее надо петь медленно, не спеша. Какая ирония, не правда ли? — вздохнул полицейский с двумя звездочками.

Полицейские приступили к обследованию комнат, где было совершено ограбление. Один из них заметил в углу клочок бумаги и поднял его. Окуяма протянул было к нему руку, но полицейский сказал «нельзя» и завернул его в носовой платок. Это был невыигравший билет тотализатора на третьих велосипедных гонках в Ито.

Прошло более двадцати дней, но никаких известий о поимке воров так и не поступило. Слова солдатской песни «Боевой друг» принадлежат, кажется, Масита Хисэну, а музыку на них написал Миёси Ваки.

1975

ЁСИО МОРИ

ЧЕРЕЗ ПУСТЫРЬ

I

— Что это с тобой происходит в последнее время?

Заведующий складом Камидзаки пожевал сигарету, зажатую в уголке тонких губ, и взглянул на Микио Тэрасиму.

— Имей в виду, это тебе так не сойдет. Ты что, сам не понимаешь, что ли: если мы начнем поставлять субподрядной фирме не те заготовки, у них там работа станет.

Микио Тэрасима молчал и смотрел на мыски своих ботинок. Пусть тогда нанимают еще людей. Пятерым с таким огромным складом не управиться, это с самого начала было ясно. Раньше бы он все это и выложил, а теперь сил нет доказывать. Говори не говори, все равно толку не будет. Камидзаки ведь что надо: найти на кого свалить вину. Все равно на кого. Лишь бы нашлось кому записать это в служебную карточку.

— А если б это был внешний заказ? Это же удар по репутации фирмы!

Между тем Камидзаки сегодня и не собирался его отпускать.

— Ну как? Будешь ты работать? У фирмы, знаешь ли, нет лишних денег, чтобы платить тем, кто не собирается работать.

«Видимо, ему начальство что-то такое сказало, — подумал Микио Тэрасима, бросив быстрый взгляд на смуглое, скуластое лицо Камидзаки. — Какая у него глубокая складка между бровями».

— Ну, смотри. Все молчишь. Небось так и думаешь отмолчаться. Ты знай, я тебе этого так не оставлю, на всю жизнь запомнишь. — Камидзаки смял сигарету и выпятил подбородок. Это означало: убирайся. Микио Тэрасима вышел из конторы.

В раздевалке он снял белую спецовку и закинул в шкафчик такую же белую кепку. В этой фирме все, кроме администрации, ходили в белом. Раз в неделю президент фирмы выстраивал служащих и произносил назидательную речь. Поговаривали, что больше всего ему нравится именно этот сплошной белый цвет. И если у тебя хоть пятнышко на кепке, тут же переведут в ученики или еще куда. «Люби семью, люби фирму, люби страну», — такие наставления развешаны везде, куда ни ступи.

Засунув руки в карманы и нарочно сгорбившись, Микио Тэрасима прошел мимо охранника через главные ворота и поплелся к остановке автобуса. Уже опустились сумерки. Множество машин затопило шоссе, отравляя воздух вонючими газами. Он поднялся на переходной мост. Отсюда поток машин выглядел бесконечной светящейся полосой. Автобусы еле-еле ползли, зажатые между машинами. Ждать не было смысла, и он двинулся на станцию железной дороги.

Он пропустил две электрички. Сидел на деревянной скамейке, дымил сигаретой и думал, куда бы теперь податься. Так ничего и не придумав, он достал десятииеновую монету, пристроил ее на указательном пальце и подбросил щелчком большого пальца. Монетка превратилась в темно-желтый шарик, взлетела в воздух, потом упала на его широкую ладонь. Он зажал кулак и загадал: если орел — то в школу, если решка… Выпал орел. Он поднялся, но вместо того, чтобы ехать в школу, сел на электричку в противоположную сторону. На душе по-прежнему было скверно.

«Что с тобой происходит в последнее время?» — сказал Камидзаки. «В самом деле, что со мной творится?» — подумал он, глядя на свое отражение в вагонном окне. Длинные пряди волос свисают на уши, щеки обросли щетиной. Похудел вроде, глаза жутко ввалились и как-то странно блестели. Он почувствовал себя ужасно старым.

209