Современная японская новелла 1945–1978 - Страница 55

— Ноги врозь! Сейчас, я тебя малость подмуштрую!

Я расставил ноги и вытянулся в струнку. Тыква правой рукой ударил меня по скуле. Я пошатнулся. Тыква пустил в ход и левую руку.

На службе мне доставалось изрядно, но на улице меня били впервые. Прохожие останавливались и смотрели, как меня избивают. Офицеры были лет на пять моложе меня и, похоже, попали в армию прямо со школьной скамьи. Им явно доставляло удовольствие на глазах у всех давать волю рукам. Тыква ретиво и с видимым наслаждением обрабатывал меня и с правой стороны и с левой. «Экий мерзавец!» — пронеслась у меня мысль, но о том, чтобы дать ему сдачи, нечего было и думать. Губы у меня были разбиты, рот полон крови, перед глазами все кружилось.

— Хватит с него! — сказал стоявший в стороне «Подбородок», и Тыква перестал.

Я сдвинул дрожащие ноги и снова замер по стойке «смирно». Бровастый злобно сунул мне мои очки.

— Одно-то стекло целое! И нечего болтать, что ничего не видишь. На, надень очки!

Мне пришлось подчиниться. Они-то обходятся без очков, и сколько ни толкуй таким, что с одним стеклом очки бесполезны, все равно тебя не поймут. Едва я надел очки, как все кругом раздвоилось и перемешалось в страшной путанице.

— Тебе куда? — спросил Бровастый.

— В Танияма.

— Вот и отлично, — обратился Бровастый к Подбородку и Тыкве. Пусть-ка найдет нам машину.

— Это он в два счета сделает, — отозвался Тыква и приказал мне: — Найди машину и пригони сюда! Машину до Кагосима. Понял? Даю тебе пятнадцать минут. И не вздумай улизнуть! Бегом марш!

Я вытянул руки по швам и побежал. Из-за неисправных очков земля, казалось, плясала подо мной, я все время спотыкался. Но все же получать побои офицеров прямо на улице было еще противнее. Я злился куда сильнее, чем когда на службе меня избивали юнцы-старшины. Странное дело, у меня не выходила из головы мысль, что я тоже получил образование и отнюдь не по своей воле попал на войну.

Я метался по привокзальным улицам, пока не нашел военный грузовик, идущий в сторону Идзюин. С трудом мне удалось уломать водителя заехать за офицерами. Они по-прежнему стояли на перекрестке, но теперь Подбородок держал курицу со связанными ногами. Пока я бегал за машиной, он, видимо, времени зря не терял.

Офицеры, не сказав ни слова водителю, полезли в кузов. Водитель был унтер-офицером. Бровастый с машины скомандовал мне:

— Садись живей! Ты же в Танияма едешь!

Машина везла старые бревна. Офицеры расселись у кабины, а я устроился как можно дальше от них, у заднего борта. Подбородок распорядился:

— Вот тебе курица на хранение! Держи ее на руках, а то удерет!

Пришлось взять курицу.

Из этой троицы лишь Подбородок был как будто способен к сочувствию. Впрочем, скорее к равнодушию, чем к сочувствию. Манера говорить у него была удивительно небрежной.

Связанная курица от страха закатила глаза и прерывисто дышала. Где уж ей было вырваться и улететь, но я согласно приказу крепко держал ее. Курица загадила мои голые колени жидким серым пометом.

Грузовик, мчавшийся по разбитой проселочной дороге, бешено бросало из стороны в сторону. Меня трясло больше всех, да еще бревна поддавали сзади. Ветер хлестал по лицу и рукам. Это было приятно, но тряска меня измучила. Измучили и сломанные очки. От тряски зрение вконец расстроилось, все в глазах двоилось и прыгало. Препоганое ощущение!

Так вот и ехали мы прямиком на Танияма, хотя оптического магазина там не было. В Кагосима такие магазины, наверное, есть, но город, по слухам, разбомбили, и вряд ли они уцелели. К тому же сомнительно, смогу ли я получить увольнительную для поездки в Кагосима.

Я все больше раздражался и огорчался. Зажмурив правый глаз и непрестанно мигая левым, я смотрел на пролетающий мимо пейзаж. На офицеров я не оглядывался, даже не было желания пошевелиться. До чего дошло — не хотелось иметь ни с кем никакого дела. А разве хорошо относиться так к товарищам по оружию?

День кончился. Стемнело. Украдкой оглянувшись, я снял очки и положил в карман. Авось пронесет…

Офицеры привалились к кабине и шумно разговаривали. Выделялся пронзительный голос Тыквы. Все трое не были фронтовиками, скорее всего служили по интендантской части или что-нибудь в этом роде. Похоже, что они пустили по кругу флягу с виски и пили прямо из горлышка, а на закуску пошел неприкосновенный запас. У меня с утра крошки во рту не было, и теперь мой желудок не выдержал и напомнил о себе. Ездить на грузовике — нелегкое дело, быстро проголодаешься. Чтобы обмануть голод, я принялся свистеть. Высвистывал мотивы песенок, которые приходили на ум. Но когда свистишь в кузове мчащейся машины, звук мгновенно рассеивается в воздухе, и на душе становится тоскливо.

Ночью, часов в двенадцать, машина остановилась. На проселочной дороге ни зги не видно. До Идзюин, похоже, еще ехать да ехать. Унтер-офицер вылез из кабины, и свет карманного фонарика забегал по земле.

— Мда-а. Не иначе поломка, — последовал безмятежный ответ на вопрос Подбородка.

Очевидно, унтер-офицеру не привыкать было к авариям. Офицеры о чем-то вполголоса совещались, — кажется, о том, стоит ли ждать здесь рассвета. Курица у меня на коленях не то заснула, не то испустила дух.

— Брось свистеть! — донесся до меня раздраженный голос Подбородка. Я умолк. — Слезай и пойди посмотри, нет ли поблизости ночлега!

Я забросил курицу на бревна и спрыгнул с машины. Унтер-офицер окликнул меня и сказал, что в нескольких минутах ходу будет небольшой городок. И правда, невдалеке мерцали огоньки, расплывавшиеся в моих глазах сплошным пятном.