— Теперь я знаю, почему Кэйко-сан не стала у меня работать, — сказал лавочник.
Бабушка, видимо, что-то ответила, но Сиро не расслышал, — она старалась говорить тихо.
— Как это вы можете говорить, что она вам не в тягость, — продолжал лавочник. — Впрочем, понимаю! Другой такой услужливой не найдешь. Все кланяется.
Сиро спустился на две ступеньки ниже.
— А разве прежде ей лучше было? — спросила бабушка.
— А, значит, она вам все рассказала. Ну да, от вас-то теперь проку нет, вы и гроша не заработаете. Теперь решили ее подороже продать.
— Ничего я не знаю, но когда живешь вместе, поневоле начинаешь понимать…
Сиро почувствовал вдруг, как кровь прилила к лицу. Выставить бы этого лавочника за дверь! В прихожей послышались шаги и голос матери. Она была не одна. Он узнал тетушкин голос.
В коридоре сделалось тихо, потом лавочник глумливо обронил:
— Ага! Кэйко-сан сегодня одна, без любезного?
— Уходите-ка вы отсюда, — сказала бабушка.
— Ловкая вы, однако, дамочка, Кэйко-сан! Сразу видно — Женский институт кончила.
Лавочник ушел.
Сиро неподвижно сидел на лестнице. Он вспомнил две подушки в доме второго мужа матери в Нисинии, и его охватила такая же грусть, как тогда. Теперь он был вдвое старше и уже ощущал свой пол. Когда он молча сбрасывал свое грязное белье и застенчиво совал его в общую кучу, бабушка и мать замечали это, но не задавали никаких вопросов. Наверно, ему тоже не следует вмешиваться в дела матери. Приняв такое решение, он спустился с лестницы.
— Добрый вечер! — сказал он тетушке и почувствовал, что улыбается как ни в чем не бывало. Это было приятно и матери.
— Тетушка принесла мясо. И сахар есть. Так что сегодня сделаем скияки, — сказала бабушка.
Бабушка вела себя так, будто лавочник к ним и не приходил. Сиро тоже сделал вид, что ничего не случилось. Мать печально молчала.
— Сиро! — воскликнула тетушка. — Я слыхала, ты хорошо учишься? Будешь стараться, определим тебя в колледж. Учись!
Сиро кивнул. Тетушка подарила ему как-то несколько книг. Там были книги западных писателей, а также сборник Хирацуки Райтё, которой так увлекалась мать.
Губы тетушки были сильно накрашены красной помадой. Наверно, американская. Не похоже было, что полгода назад у нее умер муж.
— Тебе повезло, мать не отдавала тебя работать. Воспитывала, как принцессу, — сказала бабушка.
— Да нет, я вовсе не была принцессой. Просто взяла и уехала в Токио учиться. Мне очень хотелось, вот и уехала.
Тетушка стала весело рассказывать о своей службе. Когда она написала в анкете, что ей тридцать пять лет, американский офицер ей не поверил.
— И сколько же он тебе дал?
— Лет двадцать. Я надела самое дорогое платье, чтобы получше выглядеть. Сшила его перед замужеством. Я в нем такая молодая.
Мать рассмеялась. В этот вечер у них было весело, — тетушка всех рассмешила.
Тетушка осталась ночевать. Похоже было, что она нарочно рассказала Сиро о своей молодости и о молодости его матери.
— Твоей матери нравились горячие люди, вроде Хирацуки Райтё. Ну а я обожала таких, как Янагивара Бякурэн. Хирацука Райтё собиралась даже покончить с собой вместе с Моритой Сохэем в Сиобара. Бякурэн по сравнению с ней мудрая женщина. Бросила опостылевшего мужа и сбежала с молодым мужчиной. Я люблю ее танка. Ты знаешь ее танка?
Сиро покачал головой. Тетушка взяла у него карандаш и написала:
Как в день испытания
Пред ликом святым,
Стою пред огнем,
Прижимая к груди
Ненужные песни.
Тетушкины иероглифы текли плавно и казались Сиро нарядными. Неужели душа его матери похожа на эти стихи?
— Мама, ты когда поступила в институт? — спросил он.
— В конце двадцатых годов, — сказала мать.
— Дедушка был против. Мне пришлось заступаться за нее. Женский институт тогда только что открылся в Фукуока, — сказала бабушка.
— Я тоже поехала учиться в Токио, чтобы не отстать от твоей мамы, — сказала тетушка. — Мне повезло: я учила там английский язык. Вот он и пригодился.
Тетушка снова всех насмешила.
С дядей Хиросэ, который иногда навещал их, Сиро не мог теперь чувствовать себя по-прежнему просто. Дядя всегда что-нибудь приносил, и бабушка просила его не спешить, но он уходил рано. Мать не радовалась его приходу так же горячо, как первое время, когда он появился у них после войны, однако Сиро догадывался, что она где-то встречается с дядей. Она всегда провожала дядю. И иногда долго не возвращалась. Тогда бабушка сидела, задумавшись.
Однажды в разгар лета Сиро читал книгу, лежа на татами в одних трусах. Мать была на службе. Бабушка куда-то отлучилась.
У входа послышался незнакомый голос. Сиро поспешно натянул рубашку и брюки. На пороге стояла молодая женщина в платье. Она держала за руку мальчика лет пяти. Она, наверно, долго несла его на руках, потому что была вся в поту. Платье на груди прилипло к телу, отчетливо вырисовывались соски молодых грудей.
— Вы Охара Сиро-сан? — спросила женщина.
Сиро кивнул.
— Есть кто-нибудь дома?
Сиро покачал головой. Женщина заглянула в комнату.
— А мать где?
— На работе.
— Скажи мне адрес и название фирмы.
Сиро медлил. Он не знал, как ему поступить. Но женщина не спускала с него глаз. Сиро взглянул на туго обтянутые платьем груди женщины и тут же отвел глаза. Ей было, видимо, все равно, в каком она виде.
Ребенок заплакал. Мать сильно шлепнула его ладонью по голове.