Когда Микио пришел домой, Тамиэ сидела и пила виски. На котацу стоял его ужин, но он был отодвинут на самый край.
— Ты что, сегодня вечером не работаешь?
— Почему же, работаю.
— Так что ж ты тогда напиваешься?
— А у меня на работе никто не интересуется, выпила я или нет.
Она работала в баре на третьей отсюда станции электрички. Кроме хозяйки и еще одной женщины средних лет, там работали три молодых девушки, которые приходили в бар в разное время и разные дни. В позднюю смену можно было приходить часов в девять.
— В баре заставят пить, так что сейчас, наверно, не стоит.
— Меня никто не заставляет пить, я пью, когда сама хочу.
Тамиэ встряхнула стакан, звякнули кусочки льда. Она взяла бутылку и горделиво долила стакан.
— Правда, не стоит. Ты ведь уже порядочно выпила.
— Отстань. Я сейчас домой пойду.
— Что это вдруг? Я тебе надоел, да?
— Может, и надоел. Особенно когда пристаешь, как сейчас. Что хочу, то и делаю, и ты тоже что хочешь, то и делай.
— Так-то так, только я беспокоюсь.
— Вот я и говорю, пристаешь.
Он взял стакан и налил себе виски. Он не совсем понимал, чего хочет Тамиэ. Ужин-то вот он, перед ним, это она его приготовила. Вареная скумбрия, отварной шпинат, горячая свинина с морковкой… Тамиэ часто подавала на стол рыбу: это и понятно, ведь она родилась в семье рыбака, но как тщательно все приготовлено и какую заботу он чувствовал в этом, а ему так надоело питаться на стороне. Он слыхал, что женщина средних лет из бара, где служила Тамиэ, держит что-то вроде домашней столовой в расчете на клиентов-холостяков, но ему не хотелось думать, что Тамиэ действует из тех же побуждений. Вдруг он вспомнил курчавого парня, с которым столкнулся тогда в подземном ресторанчике. Тамиэ говорит, что пойдет к себе домой, но на самом деле не к тому ли парню она собирается? Он пригубил горькое виски. Может, ему она тоже готовит ужин?
— Сегодня был в школе, — сказал он, беря палочками кусок рыбы. — Боюсь, не удастся окончить.
— Почему?
— Слишком много прогулял.
— Совсем никакой надежды?
— Да нет. Курахаси сказал, что, если теперь я не пропущу ни разу, он как-нибудь все уладит. Но, я думаю, он просто утешает.
— Ну, это ты зря. Ты все-таки ходи в школу.
Он взглянул на Тамиэ. Она уже не злилась. «Если будешь жить со мной, я любой ценой кончу школу. И в Ацуги не придется ехать. А школу кончу — можно и работу поменять». Но у него не хватило духу сказать это вслух. Он не знал, что Тамиэ ответит.
— В фирме говорят, что, если со школой ничего не получится, придется ехать в Ацуги.
— Тем более надо учиться дальше. Разве нет?
— Угу… — Он разглядывал стакан, который держал в руке.
— Все у тебя как-то нелепо выходит. Посмотрел бы на Кэндзи.
— Кэндзи…
— Да, Кэндзи. Ведь ты старший брат, а такой недотепа.
— Он — это он, а я — это я.
— Что значит «я — это я». Будто у тебя есть свое «я».
— Это как понимать?
— Рассердился. Но это же факт. Ты тряпка. Только и делаешь, что брюзжишь.
Его бросило в жар. Еще немного, и он запустил бы в нее стаканом. Слышать такое от Тамиэ было нестерпимо.
— Ты вот мне это говоришь, а сама? Кто из нас брюзжит? — закричал он вне себя. — В общем, видно, я тебе надоел. Тогда прямо так и скажи. Нечего было заводить разговор о Кэндзи или еще там о чем. Раз не нужен я тебе, так и говори — не нужен, и все.
— Какой ты сделался противный.
Он дрожал так сильно, что стакан в его руке стучал по столу. Тамиэ холодно посмотрела на него.
— Ты что-то там говоришь обо мне, но я знаю, что делаю. Что бы я ни делала, я делаю это потому, что хочу, и что бы из этого ни вышло, никого в этом не виню. А ты? Ты все время надеешься на других! И виноваты у тебя всегда другие. А ведь что так вышло со школой, в этом ты сам виноват. Ведь это ты прогуливал.
Вдруг он заметил, что Тамиэ чуть не плачет. Его как будто ударили. Он ясно понял, что сейчас чувствует Тамиэ. Дело было не в словах, которые она говорила. Его словно опалил горевший в ней огонь.
Теперь он казался себе отвратительным, подлым человеком. Ему вспомнилась давняя-давняя история. Случилось это вскоре после того, как их семья переселилась из рабочего барака в деревне Окуно в городок Титибу. По дороге из школы на пустыре его подстерегли одноклассники. Это было своего рода крещение новичка. Они окружили его, сорвали с него шапку и стали по очереди бить.
— Ну что ж ты, нападай! Эх ты, трусишка. Что, не можешь? Тогда становись на четвереньки, будешь собакой.
Он не мог сделать ни того, ни другого, и его продолжали бить. В этот момент на них налетел Кэндзи. Он набросился на самого большого мальчишку и стал кусать куда попало. Остальные начали оттаскивать и колотить его, но Кэндзи словно прилип к своему противнику. Большой мальчишка взвыл от боли и разревелся. Но зубы Кэндзи все глубже впивались в его тело. Жалобные вопли главаря сменились ужасом, паника передалась всем остальным, и они убежали. А он все это время стоял в стороне и только смотрел. Брата били, а он не мог шевельнуться и стоял как столб.
Вечером пришел отец того большого мальчика, стал ругаться: в нескольких местах здоровенные укусы, это что ж такое? Он был из той же фирмы. Их отец был здесь новым человеком и не смел перечить, он только пристыженно извинялся. Когда тот ушел, отец усадил мальчиков перед собой и расспросил, как было дело. Микио рассказал, как гнусно с ним поступили мальчишки и как ему плохо пришлось. Отец молча слушал, потом поглядел на него и сказал: